Рассказ №0490 (страница 5)

     В ответ на вопрос в ее глазах я пожимаю плечами и бреду в коридор, на ходу - джентльмен все-таки - погладив Аллу по голой попке, автоматически отметив в мозгу ее завидное пренебрежение к обычаю носить нижнее белье. Все-таки жизненный опыт что-то значит.
     В ураганном порыве Ольга врывается в квартиру, не замечая никого и ничего вокруг, натыкаясь на отдельные столы и стулья, начинает тут же раздеваться и создавать из разбрасываемой одежды причудливую композицию в стиле Сальвадора Дали (пару раз она даже поправляет брошенный на спинку кресла бюстгальтер, не совсем эстетически свесивший свои бретельки). Она и мне успевает расстегнуть брюки и запустить руку в их пучину, не найдя для себя ничего интересного, впрочем.
     Я уныло бреду на кухню, где приступаю к завариванию очередной порции кофе. За хлопотами я отключаюсь и совершенно выпускаю ситуацию из-под контроля: пусть все идет, как идет.
      Когда же я появляюсь на пороге комнаты с дымящимися чашками на подносе, передо мной открывается еще одна волшебная картина, теперь уже в духе Энгра. В кресле у правой стены в позе усталой весталки покоится обнаженная Алла-одноклассница. В кресле у левой стены, бесстыдно раскинув ноги на подлокотники, расположилась столь же обнаженная Ольга-гетера. Это похоже на дуэль; в качестве оружия выбрана нагота. Вам случалось видеть такое, господа?!
     Стараясь держать себя в руках, как ни в чем ни бывало, прислуживаю гостьям, мечтая об одном: только бы не поддаться волнению, только бы не опрокинуть чашки и не ошпарить кипятком самые нежные местечки моих дам.
      На фоне гробовой тишины, которая может предвещать все что угодно, кроме самой тишины, тонизирующий напиток кончает свой век в двух женских и одном мужском желудках (как вы думаете, есть половое различие между желудками?). Сославшись на кромешную физическую усталость, я вежливо прошу разрешения откланяться и неспешно пересекаю комнату, машинально, по выражению Балаганова, прикоснувшись сначала к столь привычному шатеновому лобку Ольги, а затем - что же остается делать прирожденному демократу? - к знакомому только по горячечным сновидениям рыжеватому лобку Аллы. Такой вот прощальный жест.
     Некоторое время я провожу, лежа на кровати в гордом одиночестве узника собственного либидо. Я раздет. Мне никто не нужен. Но я чего-то жду. Предчувствия меня не обманули.
     Как чертик из табакерки возникает взлохмаченная Ольга, готовая ко всему, разве что не к труду и обороне. Ее взбалмошность и почти детская непосредственность всегда оказывали на меня благотворное влияние. Вот и на этот раз дремавшее во мне возбуждение поднимается волной. И вскоре превращается в цунами.
     Ольге не требуется никаких предварительных ласк, она и так на взводе. Сгорая от нетерпения, она ловит непослушными пальцами мой столь же непослушный и, еще не совсем окрепший в своей мужественности, член, пытается его втолкнуть, впихнуть, вонзить во влагалище, будто средневековое орудие пытки в недра плоти раскаявшейся грешницы. Быстро-быстро. Безоглядно. Безропотно. Бессмысленно. Мне даже кажется, что впопыхах она способна оторвать мой тщеславный пенис, не заметив и не пожалев об этом.
     Проникновение в недра страсти происходит тяжело, но Ольге только того и надо. Ее девиз: чрез тернии - к оргазму; она тут же начинает кончать (извините за каламбур). Она кончает раз, другой, третий, несмотря на то, что член едва ли продвинулся и на половину своей длины. Она спешит поймать кайф - и это у нее получается, как ни странно, редкое качество для женщин, почти извращение с точки зрения христианских догм. Она торопится сломя голову за наслаждением, и, как оказывается, не зря.
     На пороге спальной, словно из воздуха сотканная, тиха и ненавязчива, возникает Алла. Очень вежливо она хочет узнать у нас, не помешает ли она нашему столь активному и увлекательному общению. Что и говорить, воспитание спецшколы - это на всю жизнь.
     Ольга, кажется, ничего не замечает. Все ее естество поглощено энергичными и грубыми круговыми движениями ее крупного зада, все дальше и дальше навинчивающие Ольгу на мой член. Эта грубая энергия невольно рождает в голове ассоциацию с гайкой и болтом (ах, теперь я наконец-то понимаю этимологию главенствующей метафоры любовной лирики Аркадия Северного!).
     Я предаюсь сладчайшему безделью, прелесть которого может оценить только русский человек с его обломовщиной в генах, с любопытством исследователя морского дна наблюдая за своей первой любовью. Не глядя на нас, она распускает волосы, снимает оставшиеся украшения. Когда Алла осторожно взбирается на постель, Ольга совершенно неожиданно для меня издает мягкие горловые звуки с какими-то ободряюще-приглашающими интонациями. Алла воспринимает все происходящее как само собой разумеющееся.
      Я до сих пор нахожусь внутри Ольги, которая просто кипит от избытка наслаждения и способна издавать лишь бессильные звуки. Алла касается языком моего живота - змеиная невозмутимость, дьявольская точность и расчет. Во мне все переворачивается, растущий и ширящийся цунами возбуждения заставляет другую женщину, которая еще обладает моей плотью, перешагнуть точку кипения: в великолепном замедленном пируэте Ольга поворачивается на пенисе, как на оси, и остается на нем, упав грудью на мои колени, покрытые мурашками сладострастья. Это не сон. Или все-таки сон? Я беру в руки то, что видел давным-давно во сне - любимые и недоступные груди... Мой палец скользит вдоль трепещущих лепестков половых губ... Мой язык приникает во влагалище, превратившееся в неиссякаемый источник влаги любви...
     Сам я превращен в мальчишку, незадачливого наивного мальчишку, для которого обладание любимой было когда-то сродни волшебству, немыслимому, потустороннему. Снова апрельский день, ослепительный, невероятный. Снова я, уносимый грезами в запредельные пространства, ласкаю гибкое тело властительницы таинственного и влекущего мира, непостижимое девичье тело. И неважно, что та девочка из апрельского сна лишь угадывается в располневших формах опытной и много чего повидавшей на своем веку женщины. Невинность мерцает за матовым стеклом греха, но чем дальше, тем явственней проявляются ее контуры. "Мне снился сон, он не совсем был сном...".
     Итак, я - мальчишка. Что можно ожидать от мальчишки, не помнящего себя. Когда я, наконец, покидаю влагалище Ольги, Алла уже лежит на спине, в классической позе, в которой захмелевшие школьницы обычно отдаются полупьяным одноклассникам. И я вхожу в нее без сопротивления, как нож в масло, как ключ в замочную скважину. Пара рывков, и уже не вселенная, все мирозданье вливается в мои жилы, заполняя собой все мое жалкое тело. Кажется, что непостижимая громада - без границ - внутри меня должна взорваться всепожирающим взрывом, а он все не происходит, все медлит. И это длится вечность. Длится и длится, пока не приходит осмысление того факта, что взрыв уже наступил и просто стал продолжением вечности. И взрыв длится и длится. И в этом есть что-то чудовищное.
     ...Я проваливаюсь через скопище бессмысленных частиц, в каждой из которых равнодушно узнаю самого себя, впитываю их, накапливаю постепенно и возвращаю свою измученную удовлетворенным желанием плоть. Я с удивлением обнаруживаю, как мою горящую в любовной лихорадке мошонку ласкают губы Ольги, которая, не смотря на все свои причуды, не смогла отказаться от интеллектуальных удовольствий спинтрии.
     Все, господа, полный аут! Можете делать со мной что хотите, хоть резать меня на куски, хоть насиловать целым бараком, мне все равно. Мне даже наплевать, что Алка вряд ли получила полноценный кайф, так - кое-что. Все произошло - как я понимаю - в бешеном темпе наивного школьного траха, будто украденного у общественной морали и нравственности.
      В этом-то вся и прелесть.
     21.30. Пока я лежал в полной прострации, наподобие бесчувственного полена, кто-то или что-то делало мне минет, целовало, лизало, ласкало, тискало, но меня уже ничто не пробирало, как хроническую cold fish. Потом от меня отстали, и я провалился в пучину сна, как в преисподнюю.
     Во сне я не видел ничего. Проснулся весьма посвежевшим и почти бодрым. Прошелся по квартире в поисках гостей, но никого не нашел. О визите дам говорила лишь переполненная пепельница на кухне, да некоторая тяжесть в головке - обычное дело после сверхнапряжения пениса.
     Немного смущает, что я не уделил должного внимания моим подругам, но думаю, что их знакомство друг с другом, полезное и приятное для них обеих, вполне искупает мою невежливость. С другой стороны, нет ничего глупее, чем благодарить женщину, а тем более двух, за отличный секс.
     Мне становится грустно совсем от другого. Неужели вечер не принесет мне никаких развлечений? Неужели мой день - день Казановы из многоэтажки - подошел к концу?
     В голове вертится туманная фраза непонятного происхождения:


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ]

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.