Рассказ №795 (страница 5)

     По вечерам бродим с Тропарёвым по набережным. Подолгу стоим на мостах, разглядывая только нам видимые доски в мутных водах Дуная. Я натаскиваю его дебюты. Он простил меня. Немцов зависает в гей-клубах и саунах. Любовь вечна, только партнеры меняются. И как я мог любить… то есть… хотеть его? С ним не то что трахаться, с ним даже почковаться западло!
     Последний тур. У Тропарёва десять очков. Пол-очка, сраная ничья до международного мастера. Сливаю свою партию польскому юноше с IQ комнатной температуры и – пулей к доске Тропарёва. С темпом выходит черными из гамбита, навязанного ему толстым венгром. Но потом… невероятное… задумывается на полчаса. Следующий ход – еще двадцать минут. Следующий – еще полчаса! Я с Мастером в курилке, невозможно на это смотреть. Да и помочь ничем не можем, позицию оба давно потеряли. Мастер срывается в ресторан за сигаретами. Я грызу губы и скулю в окно: «Тропарёв… миленький… прошу тебя… продержись… Ты же можешь... я знаю… можешь… ну пожалуйста…»
     Мастер. В глазах слёзы:
     – Митяй, всё! Мадьяр его завалил!
     – Совсем?
     – Нет, но наш на флажке висит, девять ходов осталось и качество у мадьяра.
     Тот, кто когда-нибудь играл «на флажке», поймет. Остается до хрена ходов и хрен времени. Как только минутная стрелка касается твоего флажка, ты себе больше не принадлежишь. Ты принадлежишь Ей. Упакованная Золушка превращается в рвань: делая ход, ты машинально смотришь, насколько Она успела приподнять красный флажок на твоей стороне часов. По спине гуляет холод, руки перестают слушаться, а стрелка поднимает красный пиздец все выше и выше. Вон он уже в горизонтальном положении. Кажется, ты даже слышишь, как она скребет по флажку. Противник в таких случаях старается играть максимально быстро, дабы не оставить тебе ни секунды на размышление. Даже у меня, надроченного стариками в блицах, и то флажкофобия.
     Еще мгновение, и рухнет всё: флажок, партия, международный мастер. Вокруг гробовая тишина. Тропарёв делает сороковой ход и дрожащей, как у бабки перед стопариком, рукой осторожно, но в то же время быстро нажимает на кнопку. Флажок устоял. Раздасадованный мадьяр остается думать над секретным ходом, судья записывает позицию, Тропарёв откидывается на спинку стула. Мастер, оказывается, всё это время сжимал мою руку. Только сейчас мы оба враз заметили.
     Пусть только кто скажет мне после этого, что шахматы не спорт!
     Тропарёв встает, слегка задевая стол. Флажок падает. Полсекунды оставалось, не больше.
     Немцова и след простыл. Идем в наш номер смотреть, что там Тропарёв на флажке натворил. Он и сам удивляется: «Вы ничего не перепутали? Это моя партия?»
     Это была партия Тропарева. С ферзем, двумя конями и ладьей против ферзя, коня, слона и двух ладей мадьяра. Лишняя башня, блин! Уважающие себя сдаются, не задумываясь.
     Отодвигаем доску до вечера, беру подмышки Тропарёва и веду в город выгуливать.
     – Тропарёв, а что, махнем в турецкие бани? Тут есть одни неподалеку, Немцов вчера нахваливал.
     – Так они ж наверняка для пидоров… то есть… для голубых?
     – Зато турецкие. Не боись, я тебя в обиду не дам.
     Мы в «Геллерте», в самой известной «голубой» сауне страны. Народ с интересом осматривает новое наше мясцо. Точнее, новые наши кости. А нам по фиг – мы веселы, счастливы, талантливы! Плюхаемся в бассейн.
     Из парилки вылезает довольная рожа Немцова:
     – Вау! Тили-тили-тесто, жених и невеста!
     Стальной хваткой удерживаю Тропарёва: «Тропарёв, он своё получит, потерпи. На каждого пидора найдется свой проктолог». И Немцову: «Вали, а то мы за себя не ручаемся».
     – Па-адумаешь, целочки, пешечки вы мои ладейные. Юдит и Жужа Полгар, близняшки-сестры-недавашки. Больно надо мне тут с вами… Так много мужчин вокруг, и так мало времени!
     Рассыпчатые мадьяры оживают, слыша знакомые имена. Тропарёв:
     – Больно тебе еще будет.
     Немцов скрывается за ширмой у выхода. Тропарёв:
     – Ненавижу суку!
     – Ничего, Тропарёв, и на его улице будут похороны…
     Я захлебываюсь хлоркой:
     – Тропарёв, ты посмотри на себя. Вылитая Жужа! Двухметровая глистапёрая Жужа!
     Тропарёв топит меня. Глотка всасывают хлор – я и в воде продолжаю ржать.
     – Ну что, кто из нас Жужа? – Тропарёв доволен своей победой.
     – Стой! Идем отсюда! Быстро!
     – Что случилось? – Тропарёв растерянно моргает длинными ресницами, – Извини, я ж шутя.
     – Тихо! Кажется, я нашел ход!
     Мы несемся в гостиницу, расталкивая очумевших от бабьего лета мадьяров. Те, что в «Геллерте», вообще по углам попрятались, когда мы выбегали из бассейна, выкрикивая непонятные русские слова.
     – Так я и думал! Вот, смотри. Мадьяр наверняка записал ферзя на е5. Конь твой повисает, но это фигня. Он подключит башню, ты сдашь ему лошадь, а сам вот сюда, понял?
     – Вечный шах?
     – Да, Тропарёв! – ору и вешаюсь на жирафьей шее.
     Прибегает Мастер. Бедняга подумал, что мы тут из Немцова Зою Космодемьянскую делаем. Не найдя Немцова, находит нас в обнимку.
     – Извините.
     Тропарёв:
     – Да нет, Мастер, нет, не то! Митяй ничью нашел!
     Показываю. Мастер с дрожью в голосе:
     – Запомните, пацаны, на этом свете есть вещь поважнее всех этих бирюлек.
     Сметает фигуры с доски:
     – Стойте друг за друга.
     Плачет. Тропарёв тоже. Я моргаю часто-часто.
     Противозачаточный мадьяр, похоже, и анализ не делал, веря в то, что Тропарёв сдастся без доигрывания. Олежка ничего не забыл (этого мы с Мастером боялись больше всего). Мадьяр сидел, офонаревший, когда Тропарёв подозвал судью и попросил зафиксировать трехкратное повторение ходов.
     Я не знаю, кто из нас был самый счастливый, когда Тропарёву вручали удостоверение международного мастера. Зато могу сказать точно, кто грыз от зависти ногти.
     Обратная дорога. Поддавки с Тропарёвым.
     – Митяй, а давай, заключим взаимовыгодный договор, а? Я тебя научу быть непобедимым в поддавки, а ты за это поработаешь над моими дебютами?
     – Согласен, а то ты так всю жизнь на флажке и провисишь, тратя по два часа на поиски ферзя. А ещё… ещё я займусь твоей физподготовкой, ты у меня в день по два часа на турнике висеть будешь, понял, глист?
     Легкий подзатыльник.
     – Ну, каланча, ща ты у меня получишь!
     Часом позже самый большой мой недостаток – девственность – был устранен тропарёвским достоинством…
     Я оставил активные шахматы и поступил в институт физкультуры на «пед». Каждое утро будильник звонит в шесть. Кто рано встает, тому Тропарёв дает… На тормошение моей каланчи и приведение ее в вертикальное положение уходит ровно десять минут. Потом пять кэмэ пробежка. Потом турник и гири. Тропарёв у меня теперь качок. Ну не совсем качок, но уже и не глист в томате. Потом бабка: «Извольте ручку позолотить, а то вечером свои хуи сосать будете вместо ужина». Потом у меня институт, а у Тропарёва восемь часов теории. По написанной мною программе. Прихожу – проверяю. Жизнь прекрасна, в какой бы позиции она ни проводилась…
     Совместное введение хозяйства прерывается, когда мы едем с Тропарёвым на турнир. Пожалуй, единственный случай в мировой практике шахмат, когда тренер моложе ученика. На людях он меня называет только Мастером. И не мудрено – дома я продолжаю его обыгрывать. Особенно в поддавки.
     Бабка снова запыхтит «беломориной», заставит нас присесть на дорожку, подопрет руками толстые щеки и затянет свою извечную песню: «Во-о-от, приедете через три недели, а я тут буду валяться, дохлая и вонючая». Но сегодня она выдаст другое:
     – Во-о-от, вы нашли друг друга, и не нужна я вам стала, старая перечница…
     Я встану, заброшу на плечо Тропарёва свою спортивную сумку и начну возмущаться:
     – Ну ни фига себе, как это не нужна?! А кто нас обстирывать будет, позвольте спросить? Ты ж, карга старая, с нас аванс на три года вперед взяла!
     Тропарёв встанет, забросит на свободное плечо свою спортивную сумку и подытожит:
     – Стухни, старая лесба.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.