Рассказ №4167

     У нас тут трансформаторная подстанция сгорела. А кто знает от чего. Нихуя же не нашли. Списали на короткое замыкание в кабелях. Полыхало страшно. Плоскую крышу машинного зала выгнуло куполом от жара. Все в саже, как черной краской вымазано. Шухер был невъебенный. Начальству пиздюлей вломили, а нас всех кинули отдрачивать подстанцию. А что там сделаешь-то? Оборудование ж сгорело нахрен. На новое у конторы, разумеется, денег нет. И тут в голубом вертолете прилетает добрая пиздатая фея в лице германской фирмы по производству профильного оборудования и в качестве рекламной акции бесплатно(!) предоставляет агрегаты и комплектующие. Охуеть да!? Видели бы вы это железо. Все на процессорах-компьютерах, ж/к дисплеи, кнопочки-лампочки, хуе-мое. И чтобы наши раздолбаи всю эту иноземную красоту не угробили, прислали для монтажа двух своих спецов. Немцев. Звали эту гуманитарную помощь - Томас и Клаус. Не вру. Чтоб мне сдохнуть! Атасная парочка. Томас - здоровенный детина под два метра ростом, лет тридцати, а Клаус - тощий шибздик, черненький, очкастенький и слегка косоглазенький. Вообщем - цирк в городе!
     Бундесы приходили на работу железно в белых рубашках, галстуках и фирменных синих комбинезонах. Видели бы вы нас! От ушей до жопы в трансформаторном масле, саже, копоти, с утра датые и весело матерящиеся. Вообщем я так думаю, с 41 года ничего не изменилось. Так как по-русски дойчи поначалу совсем плохо шпрехали, в переводчики им выдали нашего телемеха Евгения Павловича. Ну типа он "свободно владеет разговорным немецким". Ага щаз. Говна! Его немецкий не лучше моего китайского. А по-китайски я знаю одно слово "чо" - жопа (запоминайте - пригодится). Просто Евгений Павлович наш - затычка в каждой говенной бочке. Он и худрук творческой самодеятельности, и массовик-затейник, и внештатный корреспондент производственной многотиражки, и лектор на общественных началах. Вишней на торте - нечеловеческая тяга к поэзии, которой Палыч пытался подкормиться, сочиняя вирши на юбилеи, похороны и свадьбы. Все это парение духа естественным образом сочеталось с крайней неряшливостью побитого молью пятидесятилетнего холостяка - нехватка пуговиц на рубашке, прожженный в нескольких местах свитер, медная проволока(!) в ботинках вместо шнурков и крашеная борода, которую Палыч время от времени подстригал, но как-то не особенно ровно. Гансы при виде своего переводчика охуели! Разумеется, Палыч тут же получил поганяло Полицай.
     Фрицы поначалу приветливо улыбались, затем затравлено шарахались, а потом совсем стали избегать нашей диковатой компании. А что вы хотели. Мужиков согнали отовсюду, некоторые тут же и ночевали, разумеется, шалман был, переходящий в буйную веселуху. Стоит ли говорить, что немчура с нами не пили.
     По прошествии месяца пуско-наладочных работ подстанция обрела божеский вид. Народ разогнали, гансы копошились в электронике, а меня с Полицаем оставили им в помощь. Немцы к тому времени поднахватались в русском, особенно матерков, и теперь с ними можно было по-человечески общаться.
     С Томасом мы сошлись. Нравился мне этот гитлер-югенд со светло-голубыми глазами, белым пухом волос по всему телу и крепкой задницей. Эх, ему бы еще эсэсовскую форму и цены бы не было!
     К концу монтажа раскрутили мы таки фрицев на пьянку. Втянулись ребята. На людей стали походить. А то нихт да нихт. Но жлобье, скажу я вам! Получали они раз в 30 больше нашего и не разу не отслюнявили денежку за выпивон. Да и хуй с ним.
     В тот вечер Полицай притащил на работу аккордеон и какой-то реквизит, позаимствованный в клубе художественной самодеятельности. Решил поразить иноземных гостей народным творчеством. Я сгонял в лавку, а там и немцы побросали свои фирменные отверточки.
     Надо сказать, что имя Евгения Павловича гансы переделали на свой манер и называли его Юджин. Полицаю новое прозвище жутко нравилось. Слышалось ему в этом что-то романтически-прекрасное. Бундесы и меня пытались переиначить. Ага щаз. А по пизде веником? Славик и точка!
     Спиртное бьет каждому по башке по своему. Мелкий Клаус набычивался, ругался и время от времени впадал в кому. Рожа Томаса становилась пунцовой и глуповатой, а сам он - белым и пушистым как, наверное, его жопа. Творческие же позывы Юджина от водки достигали просто зверских высот. Я чуть со стула не ебанулся, когда, пытаясь нас осюрпризить, он вырулил из-за релейных панелей. С аккордеоном в руках, в кокошнике и сарафане! Поглаживая свежевыкрашенную в цвет африканской ночи бороду, Юджин нараспев проблеял конферанс, что сейчас для дорогих гостей из братской Германии он исполнит русские народные песни. :И сбацал пугачевский "Айсберг"! Немцы, ни хрена не понимая, сучили ногами и ржали как подорванные. Далее грянули "Колокольчики мои, цветики степные". Надо было видеть как Юджин, в кокошнике, тряся бородой, притопывая, подмигивая и помогая себе всеми частями тела, пытался донести до иностранной публики содержание песни. Томас беззвучно задыхался смехом, а щуплый Клаус от восторга даже попукивал. Я же просто бился в истерике, проливая на себя спиртосодержащую жидкость. Когда в ход пошли похабные частушки, бундесы не выдержали и отобрали у Юджина клубный реквизит. Клаус, напентерив на себя сарафан, исполнил танцевальный номер на тему "хули нам пиздатым бабам", а Томас, в кокошнике набекрень, в такт повизгивал и похрюкивал.
     Полный пиздохен шварц! Шоу трансвеститов.
     Икая и покачиваясь, я пошел поссать. Держась рукой за березу, под журчание мочи, я наслаждался дышащей безмятежной свежестью ночной прохладой, трепетным шелестом листвы и переливающимися звездами бездонного, вечного небосвода.
     "Ик... Хорошо-то как, еб твою мать!... Ик... Ик"
     Карнавальная ночь была в разгаре. Юджин декламировал Пушкина, на что Томас писался кипятком от смеха и хлопал себя по накачанным ляжкам. А я сидел в обнимку с Клаусом, одетым в сарафан, и нежно называл его заинькой. На вопрос немца "причем здесь заяц", я не стал объяснять этому косоглазому сыну фатерлянда очевидную для каждого русского причинно-следственную связь.
     Ах да! Я же ничего не сказал про себя. Когда к собственной природной дури добавляются веселые зеленые человечки, меня страшно пробивает на разврат. Вопросы "кто виноват" и "что делать" сводятся к одному - "с кем бы поебаться". Срочно! И вот разудалый чертенок похоти опять вырвался на свободу.
     Я обвел вспыхнувшими голубым светом глазами аудиторию. Мда:При всем богатстве выбора другой альтернативы нет. Будем разводить на поебон белобрысова нациста Томаса.
     Не спеши, Слава. Рыба крупная - как бы тебе крючок не оторвало.
     Бросив нахуй слюнявова Клауса, я придвинулся поближе к перспективному телу. Томас был мягкий и добрый как вселенская мать любви. Интересуюсь новыми модификациями электромагнитной блокировки Губмайера. Идиот! (Это я о себе.) Томас попытался сделать умное лицо и сосредоточиться. Моя рука легла на его упругую ляжку и поступательными движениями поползла к бугристой ширинке. Грубые швы, металлические пуговицы и много-много счастья под ними. О кляйне, их абе дих! Томас говорит про модернизированную систему защит и ноль эмоций на мои домогательства. Идиот! (Это уже о нем.) Наконец он замолчал и, глупо улыбаясь, убрал мою руку. Ну уж это хуюшки! Запал дымится, фитиль шает - сейчас рванет. Схватив немца за руку, я потянул его за собой в машинный зал. Пойдем чо покажу. Не бойся, майне либе, тебе понравится. Прислонив могучее германское тело к хромированной станине, я упал перед ним на колени. Лучше бы Юджин спиздил в клубе нацискую форму и лакированные сапоги! Мои попытки добраться до немецкого хуя отражались с упорством, оберегающего свои сокровища, третьего рейха. Но русские не сдаются. И вот Рейхстаг взят! Советские знамена реют над Берлином. Триумф воли - томасова елда выскакивает из штанов. Вау! Предчувствия меня не обманули. Огромный фаустпатрон! Белый, ровный, гладкий, с перламутровой розовой головкой. Не хуй - а новогодняя игрушка! А запах:
     Любите ли вы хуй? Нет, я хочу сказать, любите ли вы хуй так, как люблю его я? Каждой клеточкой свих губ, каждым рецептором языка, каждым раздраженным нервом распаленного рта. Любите ли вы непередаваемую шелковистость мягкой, сочной головки, бьющей по небу, упругий бархат кожи ствола, скользящего между сомкнутых губ, и пульсирующий дух жизни, властно скользящий по языку, твердый и решительный?
     Короче. Я у него сосал.
     Немец прижимал обеими руками мою голову и, закатив от наслаждения глаза, пришептывал:
     -Гут... гут... зер гут.
     Конечно гут, хули ж! А ты не хотел, дурашка. В семиметровых сводах зала разносилось только постанывание ганса и мое мычание, разбавленное причмокиванием и чавканьем. Гулкое эхо отражалось в мозгу грохотом тысяч солдатских сапог, заревом горящих факелов и рвущимися на ветру флагами со свастикой.
     Хайль... Хайль... Хайль
     Процесс хуесосания был бесчеловечно прерван хлопнувшей дверью. Томас принялся судорожно запихивать золотой запас дойчланда в джинсы, а я вскочил на ноги и сделал глаза олененка Бемби. Бля! Это старый урод Юджин, видите ли, заскучал без компании. Пошел нахуй, пидорас! Испортить такой отсос! К стенке тебя, козел, и поливать из шмайсера свинцом пока твои мозги не смешаются с грязью!
     -Мы сейчас придем, Евгений Павлович. Я показывал иностранному коллеге объем планово-ремонтных работ на завтра. Как там Клаус? Вам лучше не оставлять его одного. Да, конечно. Сейчас придем.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]

Читать также в данной категории:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.