Рассказ №1199 (страница 2)

     Я стала медленно раздевать мальчика. Расстегнула и сняла рубашку, - безволосая мальчишеская грудь, как я себе и представляла, положила руку ему на сердце - он вздрог-нул:.. Цветная татуировка во все правое плечо, опять какая-то стилизованная готика: Массивная пряжка ремня на черных кожаных штанах со шнуровкой, о, как я обожаю этот звон расстегиваемого мужского рем-ня! - он стал помогать мне, словно очнулся - я провела рукой по сокровенному, он застонал и задержал мою руку. Медленно, глядя ему в глаза, стянула резинку с его волос, освободила их и они тяжелой золотой вол-ной легли на его плечи.
     Он спокойно стоял передо мной, позволяя себя рассматривать, в зо-лотистом свете свечи - такой тонкий, с распущенными длинными волосами, так похожий на девушку: Глаза чуть прикрыты, в них одновременно шальное и сонное выражение, крупный рот приоткрыт, голая грудь с беззащитно-розовыми сосками, плоский живот, от пупка начинается золотистая полоска волос- до-рога любви, как я это называю, красивой формы крупный орган, обвитый пульсирующей веной:..
     Я стянула свое платье и распустила волосы, и мы некоторое время созерцали друг друга, словно первая пара в Эдеме. Потом со стоном повалились куда-то вниз, в темноту, на мягкое:
     Я быстро поняла, что я буду первой, и это знание наполнило меня счастьем:
     Это было то, о чем я всегда мечтала, и то, что и по сей день вызывает во мне дрожь. Властвовать над нежным красивым юношей, младше меня, обучать его языку любви, владеть его пока еще нетронутым телом, запечатлевая на нем свои поцелуи, отталкивая и принимая его, слышать его стоны, видеть его первый восторг, его первую судорогу, заставить это ангелоподобное существо подчинить-ся и молить о наслаждении, которое только я могу дать:.
     Разве может какой-нибудь взрослый мужчина сравниться с красивым мальчиком!
     Вдыхать этот почти детский нежнейший запах, целовать его длинные девичьи волосы:.
     А эта особая юношеская худоба, как писал Бунин "прочь от земли", а этот яркий румянец, пятнами, а эта прекрасная непосредственность в переживании наслаждения - его сто-ны, вскрики, ах, как кривится его нежный рот, когда он кончает:
     От моих взрослых мужчин пахло их уверенностью, их усталостью, их начинающей стареть плотью, их бесчисленными женщинами, от многих вполне чистоплотных людей, пахло попросту могилой. Их лица в моменты наслаждения напоминали старческие. Их судороги наслаждения на-поминали агонию. Они выполняли свои мужские "обязанности" молча, сжав зубы, словно отрабатывая нор-мы своих, неведомых мне ГТО:
     А что сравнится запахом юношеской спермы, а их неисчерпаемая потенция, а их неутомимость и постоянная готовность: Взрослые мужчины начинали жаловаться на серд-це, печень, легкие и тяжелую жизнь, вздыхали, навязывая мне чувство вины за то, что я "принуждаю" их заниматься сексом, заставляя меня ощущать какой-то неполноценной, опасной для общества нимфоманкой, в то время как я была просто здоровой темпераментной молодой женщиной. И это у них были проблемы, которые они по старой подленькой мужской привычке сваливали с больной головы на здоровую. Как правы феминистки со своим лозунгом, что чем более хиреет фаллос, тем сильнее мужская тирания и угнетение, унижение женщины.
     Я сижу в своей квартире, отделенная чередой лет от того лета, фев-ралем от июля, зрелостью от юности: Сквозь мое усталое сегодняшнее лицо, просвечивает мое тогдашнее - лукавый взгляд, румяный рот, и волосы, волосы, теперь вот они убраны в короткое каре, под глазами - залегли грустные тени, а рот предательски бледен.
     Я вглядываюсь в то дальнее, в какой-то момент невидимые перего-родки из прочнейшего материала времени, дрожат, плавятся, и я снова лежу в этой темной комнате, едва освещенной огарком свечи, и смотрю на его разметанные о подушке волосы:
      Я сравниваю: беру прядь своих темно-каштановых и прикладываю к его золотисто-медовым: Ничего общего: "Лед и Пламень", говорю я: "Воздух и Земля" отвечает он, заключая меня в свои объятия. Мы перекатываемся, по очереди ощущая тяжесть, друг друга, наши волосы переплетаются, смешиваются, наша слюна и дыхание поделены поровну, мы проникаем, друг в друга, под-ныриваем, заплываем в запретные, тайные заводи, мы запускаем руки друг другу в струящиеся волосы, пу-таясь в них, как в морских травах, мы впускаем наши трепещущие языки в нежные глубины ртов, они от-плывают, чтобы через мгновение, дав нам вынырнуть и глотнуть воздуха, сплестись и медленно погружать-ся на дно, пуская пузыри наслаждения :. Мы соединялись бессчетное количество раз, потом так и заснули, не разъединившись:
     ***
     Я проснулась раньше, и, как это бывает, с трудом подавив приступ обычной в таких случаях паники "где это я?": Я отыскала свои очки. Одев их, я вздрогнула - прямо напро-тив нашего ложа висела огромная ,почти во всю стену репродукция Дюреровских Четырех Всадников. "Ан-гелы Апокалипсиса" - шепотом произнесла я.
     То, что я увидела дальше было посерьезней.
     Стены комнаты были покрашены в черный цвет, справа и слева от гравюры Дюрера, красным были нарисованы какие-то недобрые символы - пентаграммы с латинскими над-писями внутри.
     Оглянувшись, меня передернуло - на стене висел плакат с фотогра-фией какого-то православного храма, поставленный вверх ногами, несколько перевернутых распятий, и опять - какие-то жуткие то ли имена, то ли стихи, написанные латиницей .
      На столе - пучки засушенных трав, множество баночек с чем-то чер-ным, засушенным внутри, индийские благовония, и:. Разломанные церковные свечи!
     Стараясь не шуметь и унять бившую меня дрожь, я стала одеваться, поглядывая на спящего. Ужас, охвативший меня, может быть сравним только с безграничным ужасом, за-хватывающим сознание во сне, когда бежишь от чего-то страшного, а ноги ватные и из горла вместо крика вырывается еле слышный шепот. Напялив дрожащими руками платье, я чуть не вскрикнула, увидев то, на чем оно лежало - странноватый стул, на который я было присела вчера ночью оказался плахой, к которой была привязана изуродованная кукла со связанными сзади руками и цепью на шее, в тело было воткнуто несколько булавок:. "Господи, Господи, что же это? Только выведи меня отсюда живой и невредимой!"
     Схватив рюкзак, и шалея от грохота собственного сердца, я резко открыла дверь, оглянулась - и покрылась холодным потом: Володя спокойно смотрел на меня своими серы-ми арийскими глазами. В следующее мгновение он вскочил. Взвыв от ужаса, я кинулась бегом по коридору, судорожно отперла дверь, тут он почти настиг меня - но поскольку был голый - замешкался, а я успела юркнуть в чудом открывшийся передо мной лифт. Из лифта вышел, насвистывая, здоровый бугай с собакой на поводке, и оценивающие меня оглядев, ухмыльнулся и начал деловито возиться в замке соседней двери, я же быстро нажала кнопку первого этажа, и уже уезжая, слышала, как резко хлопнула дверь квартиры - то ли соседа, то ли моего безумного любовника.
     Я не помню, как я бежала по незнакомым дворам, как поймала тачку, и, задыхаясь, прокричала свой адрес, как я пришла домой, отключила телефон, села на диван, и, раскачива-ясь из стороны в сторону, бубнила на разные лады "что же это такое? что же это такое? что же это такое?".
     ***
     Моя подруга Юля давно предлагала поехать к ее родственникам, но я все отказывалась, по счастью - она позвонила мне перед отъездом - попрощаться, и сильно удивилась, когда я, чуть не плача, стала умолять ее взять меня с собой. На следующий день, я полуживая от пережитых кош-маров, в полночь, я уехала из Москвы в Санкт-Петербург. На две недели.
     За две недели в Питере мне стало получше. Происшествие стало ка-заться не столь страшным, я постепенно успокаивалась Так же, как днем не властны ночные страхи, образ Володи бледнел, но все же - мне было не по себе. Дело было не в тех вещах, что я видела в его комнате, де-ло было в том, что было за этими вещами, что наполняло их силой, а меня безграничным ужасом.
     Вкратце посвятив подругу, всегда с неодобрением относившуюся к моим астрологическим изыскам, и получив лекцию в стиле: "Я так и знала, что этим закончится!", я решила пойти в церковь.
     В небольшой церквушке на окраине Питера, я долго беседовала с молодым батюшкой. Он утешил меня, но велел отказаться от чернокнижия. И предупредил, что сделать это будет непросто.
     Я, отстояв службу, и поблагодарив за свое спасение, поехала на Пет-роградскую сторону, где жили родственники моей Юльки. Почти успокоенная, я приехала в Москву, в кон-це августа.
     ***
     Дома меня встретили радостно, стали рассказывать новости, я много говорила о Петербурге, о том, как ездили в Павловск, о том, что в Питере все другое, и , что даже кошки там не такие, как Московские:
     Продолжая рассказывать, я подошла к окну, и запнулась - во дворе , облокотившись на решетку, стоял Владимир и смотрел на мои окна. Я, как ужаленная, задернула занавес-ку.
     Значит, все продолжается.
     Он звонил мне каждый день - я бросала трубку. Он подкарауливал меня на улице, и внезапно хватал за руку, тащил в подворотню, так что сердце мое заходилось от страха и готово было выпрыгнуть и скакать по асфальту. Я отбивалась, царапалась, кусалась, кричала: "Оставь ме-ня!" Он больно выворачивал мне руки прижимал меня к стене, вставляя мне колено между ног, горячо шеп-тал: "Давай поговорим. Куда же ты рвешься? Ты все неправильно поняла. В этом нет ничего плохого."


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ]

Читать также в данной категории:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.