Рассказ №2256 (страница 6)

     Последующие годы были настоящим триумфом. Сначала через Петра, а потом и сам, Алексей предлагал сногсшибательные идеи, которые иногда одобрялись всеми безоговорочно, например запуск котёнка на воздушном змее, иногда вызывающие сомнение, как поджег стога сена, иногда встречаемые сначала в штыки, но потом, из-за мальчишечьей гордости и безрассудства, на "слабо", всё-таки принимаемые большинством голосов.
     Часто получалось, что после их выходок родители устраивали поголовные порки, не выпускали гулять, допытывались до зачинщиков, но выдавать своего товарища было стыдно, да неловко было признаться, что до такого мог додуматься какой-то там сопляк, сказали бы ещё, что сваливают вину на младшего. И, часто, первым сторонником его идей был Пётр, как наиболее близкий его друг, которому и доставалось больше всех. Их дружба была одновременно и искренней, и, в тоже время, построенной на расчете. Тот, первый опыт, совместного противостояния их противникам показал им необходимость некого подобия симбиоза, когда нелепые, на первый взгляд поступки, в дальнейшем приносили пользу обоим.
     Но в голове Алексея рождались и полезные мысли. Он вечно что-то изобретал, строгал, точил напильником, довольно прилично учился в школе. Это именно он заразил всю улицу идеей стать лётчиками. Всей компанией они даже записались в лётный кружок, но потом, когда прошло несколько лет, в этом кружке он остался только с Петром. После школы, которую они закончили одновременно, из-за того, что Пётр пошёл учиться позже своих лет, они вместе решили поступить в лётное училище, но Алексея "срезали" на медицинской комиссии, и ему пришлось перейти в группу техников. До восьмого класса он был самым маленьким в классе, а потом, внезапно, в одно лето, вымахал на целую голову, не остановился и продолжал расти, превратившись в ладного, широкоплечего атлета.
     Поначалу они продолжали часто видеться с Петром, потом всё реже и реже, пока на третьем курсе их совсем не разбросало. Пётр часто ему писал, но Алексея раздражало то, что он опять оказался неудачником, что его друг летает, а ему, всему перемазанному как чёрт, приходиться копаться в двигателях. Но через какое-то время Алексей придумал несколько изобретений, и потихоньку, потихоньку, незаметно для окружающих, стал лидером на курсе, а через три года после окончания училища судьба вновь столкнула его с Петром. Теперь Алексей был главным конструктором, а Пётр у него лётчиком-испытателем. Всё вернулось на на круги своя.
     Как конструктор, он обладал даром придумать нечто новое, порой настолько необычное, что приводило в шок многих старых, да и молодых его коллег. Алексей не смог бы сам рассчитать все параметры своего будущего детища, но он мог представить его целиком, а когда его помощники чертили отдельные узлы, Алексей интуитивно чувствовал что правильно, а что необходимо изменить. Но вот свой последний двигатель он представлял пока ещё в большом тумане, он чувствовал, что стоит на пороге действительно большого открытия, а не мелких переделок, но его мысли ещё не были готовы к нему. По-хорошему, надо было бы всё бросить и уехать отдохнуть куда-нибудь к морю. Взять с собой Петра, чтобы как в детстве, тот был его руками. Однако у начальства были свои планы, и Алексею пришлось слепить наспех этот туман, что был у него в голове и воплотить его в металл. Мысль о том, что в моторе не хватает какого-то винтика не оставляла его ни днём ни ночью, но кроме баб в голову ничего не лезло. Надо было отдохнуть. Местные подружки помощи в поиске решения не приносили.
     И тут такое. И Петра жалко, и мотор, и себя: а вдруг какой-нибудь "казёл", затаивший на него зуб, черкнёт анонимку, что это именно он, главный конструктор, вредитель, саботажник и немецкий шпион, виноват в трагической гибели лётчика, крушении самолёта и срыва срока сдачи двигателя? Такие случаи ему были знакомы. Хотя никому, особо, дорогу он не перебегал, а перебегая не забывал предлагать старшим коллегам работу у себя в такой форме, что зуб на него затаить они не могли.
     Так и не дождавшись Петра, тем же вечером, Алексей отдал распоряжение оповестить все отделения милиции и воинские части о возможной аварии самолёта, а на следующее утро отдал приказ приступить к поискам и с воздуха. Но вот уже шёл четвёртый день поисков, а никаких известий о самолёте не было слышно. Никаких лесных пожаров, никаких вынужденных посадок, никаких проплешин в лесу. Как в воду канул. Прошёл даже слух, что Пётр мог улететь к немцам или финнам. Ну до Финляндии керосина бы не хватило, Алексей даже усмехнулся и пошутил:
     - Тогда уж сразу в Америку.
     Но смех-смехом, а до Польши долететь вполне было бы можно, Алексей и подумать не мог, что Пётр мог туда улететь по собственной воле: кому как не ему знать его, но чем чёрт не шутит? А вдруг да перепутал направление и залетел случайно не туда? Ведь не мог же самолёт и в самом деле сквозь землю провалиться!
     И вот, на четвёртый день, утром, приходит запоздалое сообщение, что красноармейцы, отселяющие местное население с территории предназначенной для военного полигона, вчера днём задержали похожего по приметам парня, назвавшегося лётчиком и сказавшего номер их части. Правда был он не один, а с девушкой-литовкой, поэтому особо к его словам не прислушались, но начальству сообщение передали, хоть и с запозданием.
     Новость эта застала Алексея ещё на квартире, и он, не позавтракав, вскочил в машину и та понеслась по дороге, разбрызгивая лужи на прохожих.
     "Какая ещё девушка? Ну и Петруха! Ну и тихоня! Уши ему отодрать надо за такие дела. Мы его тут ищем, с ног сбились, а он с девушками прохлаж-дается. Интересно, а у неё подружка есть? И куда он самолет дел?"
     Когда автомобиль приехал на место, из-за туч выглянуло солнышко, припекая совсем по-летнему, так, что даже от земли поднимался пар.
     Кроме их машины, на площади стояли ещё две.
     "Прямо какое-то автомобильное нашествие. Уж не пробег ли?"
     Оказалось, что нет. Не пробег, а побег. Воспользовавшись ночной темнотой, около десяти пойманных жителей из окрестных деревень сбежали из сарая, в котором они сидели. Вместе с ними исчез и предполагаемый Пётр. Командир отчитывал стоящих перед ним навытяжку солдат и, как заведённых, талдычивших:
     "Так точно! Никак нет!"
     Дождавшись, пока спадёт энтузиазм местного начальства, Алексей подошёл к ним, показал своё удостоверение и стал расспрашивать о том парне, что назвался лётчиком. По всем приметам выходило, что это был Пётр, оказалось, что он и фамилию, и имя с отчеством свои назвал. И про болото какое говорил, про аварию.
     - Откуда нам было знать брешет он али как? Документов никаких нет, одежа литовская, а на лице не написано летчик он или нет. Да и баба при нем явно не русских кровей, ихняя.
     "На какой чёрт ему надо было сбегать!? И в конце-концов: что с ним за девчонка? А эти, фуфаны деревенские, что, не могли отличить боевого лётчика от каких-то сраных литовцев?"
     
     В это время главный виновник всей этой суматохи мирно спал на сеновале в обнимку со своей любимой у её дальних родственников. Они плыли всю ночь и всё утро, потом бросили лодку, и Вайле повела прихрамывающего Петра известными ей тропинками в деревню, где жила сестра её матери.
     Слава богу, хоть с ними всё было в порядке. Вайле поведала грустную историю, приключившуюся с её родными, о том как их с её парнем поймали и заперли в сарай, о своём побеге, а тётка, в свою очередь рассказала о том, что почти все соседние деревни выселили, жителей увезли непонятно куда и она сама страшно боится как бы что не случилось и отправила мужа и старших сыновей в лес, в шалаш на дальний сенокос. Авось пронесёт и без мужиков их не тронут.
     Отобедав, Вайле и Пётр отправились на сеновал и моментально заснули сном праведников. И им снова было хорошо, преодолев первую серьёзную трудность вставшую на пути, их любовь стала более реалистичной. Они начинали любить друг-друга не "потому, что...", а "не смотря на то, что...". Любить, верить, надеяться. Запах свежего, цветочного сена обволок их своим дурманом, прогнал все дурные мысли, оставив их наедине и пусть у них ее было сил любить друг-друга, это не мешало им наслаждаться близким присутствием любимого человека. А ночью, когда тучи, словно занавес в опере, разошлись, и на сцену выступили звёзды и полная луна, Пётр и Вайле смогли снова заняться любовью и смотреть как отблёскивают под лунным светом капельки пота на их разгорячённых телах.
     
     После побега Петра положение Алексея ничуть не улучшилось. С одной стороны можно было свалить всю вину на лётчика: мол он во всём виноват (иначе на какой хрен ему убегать от своих), а с другой - подпись главного конструктора тоже стояла на утверждении Петра основным лётчиком-испытателем и, если потянут того, то и ему вполне может достаться. Ногтей на пальцах почти не осталось. Он долго ходил по комнате, садился, вставал, ложился в одежде на кровать, снова вставал и никакие мысли не лезли в его голову. Даже про баб.
     Хозяйке, у которой Алексей снимал комнату, порядком надоело бесконечное хождение ее постояльца, мешающее выспаться после вечерней смены, и только чувство сострадания к чужой беде заставляло ее оставаться на месте.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ]

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.