Рассказ №25838

     Мальчишка казался неутомимым, тараня Софьину жопку, конца этому было не видно и Варвара позволила себе немножко позларадствовать - и на тебя, ебливая ты коза, нашлась управа.
     - Кончай, гад! Кончай же, не могу больше-е-е! - не выдержав, наконец заныла София. - Жопа же не резиновая! Люда, сделай что-нибудь!!!
     Людмила растерянно замерла, потом, соскользнув на пол, потянулась к Софьиной мохнатке, поймала ее ладонью, разворошила и втолкнула внутрь два пальца.
     Юра, удивленно замер, явно ощутив сквозь трепещущую женскую плоть пальцы матери, охнул, еще два раза размеренно ударил, изливаясь, и осел на пятки, уткнувшись лицом в Софьин копчик.
     София облегченно выдохнула. Перевозбужденная Людмила аккуратно вытащила мокрые пальцы из Софьиной пизды, понюхала, лизнула, жмурясь, растерянно огляделась - чем бы вытереть - не нашла и неловко стала вставать с пола, подтягивая к себе комком валяющиеся на полу брюки.
     Стремительно приходящая в себя София, свернув в ее сторону черным глазом, громко и строго прикрикнула:
     - Бэлла Львовна! - Беременная зайчиха (о нет! конечно же не зайчиха - а Бэллочка-белочка, подумала Варвара) вздрогнула, и неловко поднялась со стула, как провинившаяся ученица, вызванная к доске и не выучившая урок. - Ты чего там ждешь? Отдельного приглашения? Ну-ка, быстро отлизала свекрови!
     - Нет, что вы, не нужно: - обеспокоенно забормотала Людмила, протестующе вскидывая руки.
     - В этом кабинете я решаю, что нужно, а что нет! - безапелляционной заявила София, вскакивая с дивана. - Ты, Люда, сейчас же встаешь раком, а ты, юная леди, лижешь ей жопу и ебешь пальцами пока она три раза не кончит. Приступаем!
     София хлопнула в ладоши, и как по мановению волшебной палочки все закрутилось: Людмила заняла на полу коленно-локтевую позицию, а Бэлла, грузно, придерживая живот, опустившись рядом с ней на колени, несмело раздвинула пальчиками полные ягодицы и деликатно лизнула.
     - Люда, жопу выше! - командовала София, - Бэлла, кончай свои политесы! Жестче, жестче! Еби ее языком, а не гладь! Где твои пальцы? Ну-ка, запихала ей в пизду! Да не так, всю ладонь суй!
     Людмила задергалась было, но София прижала своей ступней ее шею к полу, не давая вырваться, и Бэллина ладонь благополучно скрылась внутри Люды.
     - Теперь сожми кулачок и еби ее.
     - О-о-о-хх: бля-а-а-а! - давилась криком Людмила. - О-ххх, не-ет: по-р-р-вееешь: пор-р-раешь меня-а-а!
     - Не порвет. Бэлла, не филонить! Еще языком!
     - Девочки! Дееевочкиии! Обоссусь же! Обоссусь же щассс!
     - Удивила! - хмыкнула София. - На моих сеансах обсираются через одного. Ссы на здоровье, кто тебе не дает!
     Она стянула с себя смятую блузку, отшвырнула в сторону жемчужно-белый бюстгальтер, болтавшийся на талии, присела рядом с Бэллой и, схватив ее за предплечье, стала ее рукой ритмично и глубоко ебать Людмилу.
     - Крепче! Крепче кулак!
     - Ай, девкиии, а-ха-хааа!
     - Резче, резче языком! Слюны напусти туда! Теперь высоси! Всему учить надо вас!
     - Ох, блядьсс: ох, блядьссука: ох, блядьссс: А-о-оо-ахххх!!!
     Яркими искрами во все стороны брызнуло, сразу вымочив несчастную Бэллочку, хохочущую Софию и с любопытством ананирущего на все это гомерическое блядство Юру. Людмила скорчилась в оргазме, а Бэлла, вытащив из нее мокрую руку, безуспешно пыталась привести в порядок свою одежду. Ее лицо выражало крайнюю степень растерянности - "неужели это я, такая утонченная принцесса, только что лизала чужой зад и натягивала на кулак чужую пизду".
     Стоны, крики и прочие неприличные звуки постепенно затихли
     - Ну а теперь можете рассказать мне о ваших проблемах. - голая София уселась обратно на свое кресло. - Итак, к тебе, Люда, месяц назад пришла Бэлла, сказала, что она учительница твоего сына и что она от него беременна. А ты, Люда, устроила скандал и выгнала ее из дому. А потом Юра ушел из дома к Бэлле. Правильно я все излагаю?
     Юра кивнул. Людмила, свернувшаяся в позу младенца на полу, спрятала лицо. Бэлла осталась безучастной.
     - Юра, а что такого есть в Бэлле, чего нет в твоей маме?
     - Ну, - задумался Юра. - Мама не может родить мне маленького: И:
     - Что - и?
     -... и у нее нет молока.
     - А ты любишь сосать женское молоко?
     - Ага! И еще Белка смешная: и любит ебаться: по всякому:
     - А мама не любит?
     - Любит: - помялся Юра. - Но я не могу с ней так, как с Белкой. Дома мама главная, а у Белки - я главный.
     - Ну, что, картина ясна всем присутствующим? Бэлла?
     Стало тихо.
     - Я ничего не знаю. - просто сказала она. - Я хочу быть с Юрой. Я люблю его. Я его собственность, его вещь, дырка, в которую он кончает, рот, в который он писает, попа, которую он сношает, я его дойная корова, язык, которым он подтирается после туалета, утроба, которая вынашивает его детей. Я буду рожать ему, и все наши девочки будут как я, его собственностью, я сама буду раздвигать им ноги, когда он захочет их, а мальчики будут как он - нашими хозяевами, и я первая отдамся каждому из них, как только они пожелают: Если он скажет, я буду собственностью его матери, его собаки, его друзей, его блядей, я буду самой презренной из них, лишь бы быть рядом с ним...
     Варвара оторопела - оказывается у Бэллы тоже есть, что сказать по обсуждаемому вопросу. Кто бы мог подумать!? Век живи - век учись - все равно дураком помрешь!
     - Бэллу мы выслушали. Юра?
     - Я не хочу никого выбирать. Я всех люблю. Давайте жить вместе!
     - Хм, позиция понятна. Слово нашей сегодняшней героине! Что скажешь, Людочка?
     Людмила медленно села на полу, прикрывая руками волосатый лобок, и ни на кого не глядя сказала:
     - А что я? Разве же я против? Давайте жить. Детишек рожать: Радоваться:
     Так, подумала Варвара, пора валить - сейчас начнутся сплошные сопли в сиропе, фу! Не интересно.
     Она попятилась и нырнула в темный переход, соединяющий подвальные крылья.
     
     ДАНИИЛ
     
     Ночной дом размеренно и сонно дышал, поскрипывал и позвякивал какими-то своими таинственными внутренностями, не обращая внимания на измученного бессонницей Даню.
     За последние два часа, он, измотанный томительным возбуждением, которое вот уже трое суток некому было удовлетворить, успел обойти все уголки почти безлюдного загородного дома.
     Недавно мать зачем-то уволила отсюда почти всю прислугу, и сейчас в доме кроме Марьсеменны и его, Дани, никого не было. Даже Верку оставили в городе по каким-то ее девчачьим причинам. Несколько раз за эти дни Даня сдрачивал в туалете, снимая совсем уж невыносимое напряжение, но теперь и это не помогало - шкурка на члене опухла и жарко саднила, а достичь оргазма не получалось вот уже сутки, и это было просто невыносимо.
     Даня, в последнее время катаясь как сыр в масле, до этой ночи просто не отдавал себе отчета, как много на самом деле он имел и как сильно к этом привык.
     Ведь теперь он почти постоянно пребывал в состоянии звенящего блаженства. Впервые в жизни он чувствовал себя по настоящему любимым и желанным, впервые был объектом почти мистического поклонения очень близких ему людей.
     Варвара дарила ему обожание и тепло, Милана - новое тело, София - уверенность в себе, Верочка - дружбу, ну а Тина: Тина взяла в свои руки его талант, и пестовала его, даря Дане мастерство в деле, которое нравилось ему больше всего на свете.
     Пребывая в своем блаженстве, Даня едва замечал изменения, происходящие в его первой семье - теперь мамы почти никогда не было дома, а когда она появлялась - была усталой и злой.
     Лето было в разгаре, но семья так и не перебралась в загородный дом - здесь теперь, почему-то, постоянно жил отец и детей возили сюда в основном на выходные. В эти субботы-воскресенья отец был замкнут, не уделял детям никакого внимания и все больше отсиживался в своем крыле. Несколько раз Даня замечал, как он, оглядываясь и как-то жалко сутулясь, заходил в гостевой флигель, в котором никто в это лето не жил. Это было странно, но не более странно, чем все остальное, и Даня, пожимая плечами, тут же забывал об этом.
     Верочка много раз пыталась поговорить с ним о родителях, но Дане было неинтересно, и теперь, в ночной маете, он думал, что зря.
     Хотя, с другой стороны, что он мог с этим поделать? Ведь ему вообще не интересны все эти разговоры! Он любит рисовать! Единственная интересная ему тема в разговоре с Веркой - это мать, и вся информация о ней. Точнее - темы рисования и матери в последнее время слились в одну идею, захватившую Даню целиком: он чувствовал себя готовым нарисовать ее портрет, но ему не хватало чего-то очень-очень важного. Из-под его карандаша выходили бесчисленные эскизы и наброски, которыми он назойливо донимал сестру, жалуясь на то, что все они кажутся ему лживыми и не вызывают ничего, кроме раздражения. Даня даже подбивал Верку на женское преступление - исподволь пофотографировать мать раздетой, например в постели, куда родители раньше пускали дочь, или в ванной. Сестра и рада была бы помочь, да с недавнего времени родители не спали вместе, да и Дина почти исчезла из их с Веркой жизни.


Страницы: [ 1 ]

Читать из этой серии:

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.