Рассказ №11495 (страница 2)

     
     
     Мной овладела страсть, я наклонил голову и поцеловал Оленьку в мягкие манящие губы. Она освободила руки, обняла меня за шею, а я осторожно скользнул из-под них и уже ласкал языком подбородок, оголённое плечо, спускался ниже к самой груди, похожей на две большие опрокинутые чаши цвета сгущенного молока. Когда я нежно провёл по упругим соскам, Оленька тихо застонала. Под правой грудью, ближе к животу отчётливо виднелась на белой нежной коже небольшая тёмная родинка, я остановился на ней и несколько раз поцеловал.
     - Если я вдруг потеряюсь или... где-нибудь умру... меня будет легко найти по этой родинке... - прошептала она.
     - Глупышка, я никогда не дам тебе потеряться, тем более умереть, глупышка, - мои губы спускались всё ниже и ниже.
     - Конечно, не дашь, это я так... на всякий случай... - Оленька снова простонала, а упругое горячее желанное тело вздрогнуло и приподнялось "мостиком". - Я хочу тебя...
     - А голова?
     - Она пройдёт... У тебя же есть чудесный доктор, который меня тут же вылечит...
     И мы больше не в силах разговаривать стали отчаянно наслаждаться друг другом.
     А монитор компьютера словно застеснялся и тут же погас в "режиме постоянного ожидания"...
     : Когда мои глаза открылись, мягкий утренний свет начавшегося дня уже давно заполнил нашу комнату, и стрелки настенных часов приближались к одиннадцати тридцати.
     Я повернул голову в сторону компьютера.
     Он терпеливо урчал и преданно ждал меня, а по экрану монитора скакала из угла в угол фирменная надпись M i c r o s o f t.
     Оленька лежала щекой на моём плече и сопела прямо мне в нос.
     Я хотел осторожно освободиться и незаметно приподняться с дивана, но не тут-то было - она пробудилась, заморгала длинными ресницами и спросонья часто-часто залепетала:
     - А? . . Что? . . Мы опоздали к маме? . . Мы же сегодня к маме едем... Ты забыл? . . Ты, наверное, забыл? . .
     - Тихо-тихо, успокойся, у нас ещё три часа, - я приподнял одеяло, снова и снова прикасаясь губами до милой родинки на гладком животе.
     Оленька с удовольствием потянулась, словно кошечка, и сказала:
     - О-о-о, у нас ещё туча времени. А мы с тобой сразу заснули, да?
     - Моментально.
     - Вот, - она хитро сощурилась. - Я всегда говорила, что самое лучшее средство для сладкого сна и крепкого здоровья есть только секс...
     Мы вышли в коридор в одинаковых розовых пижамах и тут же заметили открытую отцовскую комнату, из которой долетел тихий бас, до того чудесно
     
     
     
     и мелодично исполнявший балладу, что мы сразу замерли и прислушались, у отца как всегда было прекрасное настроение:
     
     - Я мужем ей не был,
     Я другом ей не был,
     Я только ходил по пятам!
     Сегодня я отдал ей целое небо,
     А завтра всю землю отдам!
     
     Чтоб ты не страдала от пыли дорожной,
     Чтоб ветер твой след не закрыл,
     Любимую на руки взяв осторожно,
     На облако я усадил!
     
     Когда я промчуся, ветра обгоняя,
     Когда я пришпорю коня,
     Ты с облака сверху нагнись, дорогая,
     И посмотри на меня!
     
     - Браво! Брависсимо! - с восторгом закричала Оленька и стала бурно аплодировать, когда отец закончил.
     - Браво! - подхватил я. - Браво!
     Отец вышел в коридор в своём неизменном рабочем халате, запачканном красками и застывшими подтёками гипса, а в широких ладонях традиционно мял кусок пластилина.
     - Ага-А-А, мои голубки проснулись! - пробасил он и низко поклонился словно актёр. - Спасибо! Всегда готов доставить радость!
     - Как ваша голова, Юрий Семёныч? - спросила Оленька.
     - Моя голова почти готова. Я с раннего утра уже ходил наверх в мастерскую, приготовил для неё ванночку и отборного мраморного гипса. Вот она моя головушка, - и он показал рукой в комнату, - прошу взглянуть, делаю последний штрих.
     Оленька засмеялась:
     - Да я не про эту голову, я про вашу! Как она после вчерашнего?
     - А-а-а, - понял отец и схватился за лоб, - ты про эту... Трещит, душа моя, трещит и требует ремонта...
     - Причём немедленного ремонта, - вставил я.
     - Я вам дам "ремонт" , ишь! - и Оленька погрозила пальцем. - Вы забыли, что сегодня едем к маме? Должны блестеть как огурчики!
     - Душа моя, - объяснил отец и хлопнул себя по груди, - огурчик может быть солёным, малосольным... и ещё... самым плохим: как его? . .
     - Вялым, - напомнил я.
     - Вот именно, Оленька, вялым, его необходимо вспрыснуть, и тогда он обязательно заблестит.
     
     
     В голосе Оленьки прозвучали командирские нотки:
     - Короче, господа! Вы должны быть свежими огурчиками без всякой посторонней помощи и явиться именно такими перед лицом моей любимой мамы! Ясно?!
     - Но: всё же: - отец умоляюще протянул руку и показал пальцами совершенно точную дозу стакана в сто пятьдесят граммов.
     - Юрий Семёныч!!!
     - Оленька, - вмешался я, - по-моему, ты слишком...
     - Что слишком?! ! - она удивлённо посмотрела на меня. - Ну-ка, ну-ка!!!
     - "Что-что" : Я хотел сказать: слишком ущемляешь желания и стремления мужчин, которые женщина вряд ли может понять:
     - Если вы настоящие мужчины, то переборите себя и потерпите, пожалуйста!!! У мамы наверняка будет что-нибудь эдакое!!! - и Оленька смачно щёлкнула по горлу.
     - Ладно-ладно, голубки мои, только без ссор: - попросил отец. - С этим вопросом всё ясно, не надо обострений: Как насчёт другой головы, смотреть-то будем?
     - Обязательно будем! - ответила она. - Вот это - будем!
     Мне показалось, что ответ был не совсем искренним.
     - Прошу вас! Заходите!
     В комнате отца всегда царила атмосфера художественного беспорядка.
     На столе, диване, шкафу, подоконнике и даже на полу лежали всевозможные наброски, зарисовки, эскизы на больших ватманах бумаги или просто на обычных листах, а то и на отдельных обрывках.
     Разноцветные тюбики красок валялись щедрой россыпью у металлических ног мольберта, на котором висел незаконченный осенний пейзаж.
     На высоких фанерных подставках создавались обнажённые фигурки пластилиновых людей: бегущих, сидящих, лежащих, обнимающих друг друга.
     Куски пластилина то там, то сям были приляпаны к спинкам стульев, к дверцам шкафа и зеркалу - в зависимости от того, где в момент творческого раздумья стоял скульптор-художник и мял в руках свой рабочий материал.
     - Прошу! - и отец подвёл нас к большому бюсту.
     - Кутузов... - сразу догадалась Оленька и шагнула совсем близко к фельдмаршалу.
     - Он самый! - ответил отец и звучно прочитал поэтические строки, обращаясь к великой голове. - "Барклай де Толли не нужен боле! Пришёл Кутузов бить французов!".
     Оленька медленно обошла бюст, внимательно глядя на губы, ухо, прикрытый глаз, орден.
     - Какие же вы, Ларионовы, скрытные... что сын, что отец: - проговорила она. - Я ведь как дорогой и близкий вам человек всё время спрашиваю:
     
     
     
     "Костик, что ты пишешь? Юрий Семёныч, что вы лепите?" Нет, они всё молчком, да молчком, "потом, да потом"...
     - И правильно, душа моя! - заметил отец. - Зачем же рассказывать о деле, которое ещё не законченно, не написано, не создано? Зато вот сейчас ты сразу поняла суть головы!
     - А вот мне никак не понятна ни суть, ни истина, - сказал я.
     - Спрашивай, сын мой! Ответим!
     - Зачем французскому посольству наш Кутузов?


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]

Читать из этой серии:

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.